вторник, 26 апреля 2011 г.

ПАРАДОКСЫ НРАВСТВЕННОСТИ

















Часто духовность путают с нравственностью. Между тем это достаточно разные, хотя и пересекающиеся понятия. Духовность несравнимо глубже нравственности и представляет собой совокупность внутренних качеств человека, его подлинный образ, который определяет все базовые характеристики личности. 

По-настоящему духовный человек – это, прежде всего, человек совести, живущий по ее четким и ясным законам. Причем жизнь эта предельно искренна, в ней отсутствует двусмысленность и лукавство. В духовности нет и не может быть двойного дна. Или она есть, или ее – нет. Духовное начало утверждает приоритет духа и Высшего Начала в человеческой жизни. Подлинная духовность неотделима от религиозности. Она соединяет человека с Богом, заставляет нас добровольно следовать Его высшим императивам. 
Нравственность – понятие менее онтологическое, чем духовность. Оно – нечто более внешнее, чем внутреннее, и допускает актерство, исполнение роли, подделку, притворство. Иногда человек входит в придуманный самим собой высокий нравственный образ и срастается с ним настолько, что все начинают верить в этот созданный имидж.
Пример: один врач безотказно шел навстречу всем просьбам людей, ехал к больному ночью на край света, безвозмездно снабжал медикаментами, давал советы. И только старенький священник, который исповедовал врача, знал, что он делал все это из тщеславия и славолюбия.
Так что часто внешне наш ближний – без пяти минут святой. На деле – хуже дьявола.
Некоторые скажут – ну и что? Главное, что человек помогал ближним и творил добрые дела. Объективно же это хорошо? Хорошо! Ну и все! А чего там копаться в его душе и выискивать никому не нужные нюансы? Мало ли что там у кого в душе творится? А сделанное добро – оно и есть добро. И удел таковых – стопроцентный рай.
Святитель Игнатий Брянчанинов, известнейший русский подвижник и богослов, как-то сказал приблизительно следующее: если бы человек оправдывался только от своих добрых сердечных дел, то приход Христа был бы не нужен. И действительно, мало ли добрых людей жило в века минувшие. Были и такие, что добром своим покрывали многие дела и нынешних христиан. Спасали кого-то в пожаре, подавали хлеб голодному, отдавали нищему последнюю рубашку, помогали вдове вспахать поле и прокормить ее детей. Еще на египетских гробницах были надписи, говорившие о том, какую жизнь прожил покойный: «Я никого не убивал, не исторгал слез, не издевался над стариком, не огорчал отца, ублажал мать, делился хлебом с голодным, освобождал слабого от сильного в пределах своих возможностей, делал полезное правителю и говорил ему истину, не обижал вдовы, давал лодку для переправы на другой берег Нила. Потом я умер».
Однако весь коллективный опыт человечества показывает, что люди по всем своим параметрам настолько пали, что без помощи свыше им уже никогда не подняться. Наша жизнь – яркое тому свидетельство. Хотим добра – а делаем зло. Вся история – сплошная череда лукавства, обмана, войн, насилия и жестокости. Редкие годы перемирия – и все опять повторяется сначала…
Так вот – относительно человеческого добра: оно всегда соединено с какими-то тонкими страстями и эмоциональными состояниями, живущими в нас. Делая добрый поступок, мы, сами того не замечая, часто совершаем его по определенным мотивам – из тонкого тщеславия, из-за желания услышать похвалу, или оттого, что не хотим чьего-то осуждения, или же, наоборот, делаем добро только с тем, чтобы ненавистный проситель от нас раз и навсегда отстал. В общем, поступаем мы как люди, в душе которых добро и зло перемешаны так, что порой мы и сами-то не понимаем, ради чего мы делаем что-то именно так, а не иначе.
А бывает и по-другому. Человек совершает добрые поступки из откровенно меркантильного расчета, надеясь на благодарность и вознаграждение со стороны того, кому он благодетельствует. Навещает, к примеру, одинокого старика, приносит ему еду, убирается в его квартире, а в сердце уже бодро оформляет ее на себя в знак награды за свои труды.
Господь требует от нас бескорыстия и самопожертвования. Ведь если рассудить здраво, сам по себе человек не может и шагу ступить без Высшего Начала, которое дает ему и дыхание, и силы, и саму жизнь. Причем даруется это все совершенно безвозмездно, на основе великой и всеобъемлющей любви. Того же ожидает Дающий благо и от человека. Поэтому всякое добро, неочищенное от эгоизма и амбиций, от расчета и мамоны, не принимается Богом, и Он не считает подобные дела проявлением нашей любви к Нему. Так что просто добрые дела не спасают – необходимо сначала рассмотреть их составляющие и понять движущие мотивы. Спасителен не труд, а рождающееся от него смирение и трепет перед Высшим Началом, дарующим нам все благое. Так ученик, удачно сделавший что-то, благодарит не себя, а своего учителя. Без этой вертикали добрые дела всегда несут в себе неизбежные темные фрагменты, ложку перманентно капающего дегтя.
Как писал тот же святитель Игнатий Брянчанинов: «Делатель правды человеческой (то есть формально нравственных поступков – ред.) исполнен самомнения, высокоумия, самообольщения… ненавистью и мщением платит тем, которые осмелились бы отворить уста для самого основательного и благонамеренного противоречия его правде; признает себя достойным и предостойным наград земных и небесных» (Собрание сочинений свт. Игнатия, т. V, с.47).



Валентин ЛЕТОВ