среда, 8 июня 2011 г.

В ПРИСУТСТВИИ ДРУГОГО



«…Мир – это текст, и он говорит с нами смиренно и радостно об отсутствии себя самого и в то же время о вечном присутствии кого-то другого, а именно своего Создателя».
Это сказал Поль Клодель, и мне легко убедиться в его правоте сегодня в пушкинском Михайловском в цветении июля, когда луга ждут покоса, когда нетерпеливые травы, кажется, сами клонятся навстречу, напоминая, что они призваны не к тщетному цветению, а к человеческому служению. И как этот «текст» прекрасен: ситцевые колокольчики, лохматые малиновые клевера, смиренная душица, молочно перекипающий морковник, летучие цветы бабочек, нежные мятлики и военные лисохвосты. Подлинно «текст», в котором каждый цветок – слово, живущее полно и радостно только в «предложении» мира. Вот уж воистину образец счастливого смирения перед Создателем.
И без всякой метафоричности в этот час легко догадываешься, что и всё-то человечество на земле – такой же луг, где всякий человек и народ только слово в «предложении». И только в «предложении» и имеющее смысл и только в нём и являющееся речью.
Кажется, я думаю о слове все последние годы, и уже Бог знает, сколько бумаги исписал, а взглянешь с утра на сияние мира, и опять всё впервые. Так один из моих старых товарищей писал полевые цветы, не срывая их, и все они у него были чудесно хороши. Но, уходя, он оборачивался и видел, что цветок улыбается ему вслед и всё в нём другое, словно добрый художник только что не писал его – хоть снова садись, что он не раз и делал, пытаясь узнать эту тайну. А она, как я теперь следом за Клоделем понимаю, была только в том, что цветок был полон и «открыт» только в «речи» всего луга и, что бы его «портрет» был верен, надо было написать всё поле.
Вот и человек полон только со всеми и во всех, в глазах, как в зеркалах, где каждое отражение – он, и в каждом отражении – другой. И каждый человек каждую минуту – часть «предложения», часть переменчивого под порывами исторического ветра, постоянно меняющегося «текста». И в последнее время (особенно именно в последнее) я замечаю, что, чем мы более эгоистичны, чем каждое «слово» спесивее и самоувереннее, чем дальше мы друг от друга и чем разобщённее (а уж дальше, чем мы все сегодня друг от друга, кажется, мы не были никогда), тем Создатель настойчивее и непреложнее подталкивает нас к мысли о единстве. Словно Он для того и попустил миру (а более всего нам, грешным) попасть во все ловушки самолюбия, ожесточения, национализма и демократической неопрятности, злой радуги «цветных революций» и межэтнических «разборок», чтобы мы скорее осознали, что каждый стежок в мировой ткани держится только всею тканью, и каждый необходим на своём месте и в соседстве с другим, а не сам по себе.

Валентин КУРБАТОВ, Псков