понедельник, 30 мая 2011 г.

АЗЫ ДУХОВНОЙ ГРАМОТНОСТИ. Идея вечности и наша жизнь




Занятие шестое. Идея вечности и наша жизнь
В прошлый раз мы кратко назвали основные подходы к пониманию вечной жизни: материалистический, пантеистский, исторический, родовой и, наконец, христианский. Пришло время поговорить теперь о самой идее вечности и ее значении для человеческого бытия.
Более или менее глубокое осознание каждым из нас факта бессмертия собственной души это не просто некое отвлеченное знание. Нет и нет! Это тот стержень, от прочности которого зависит качество неопределимо короткого нашего пребывания на земле. Кто из нас точно знает, где, когда и как он умрет? (О смерти в дальнейшем мы еще будем говорить, и не раз). Конечно, никто. Внезапно Судия придет, - говорится в Евангелии, - и деяния каждого обнажатся. В этой короткой фразе все слова весомы и значимы слов, и одно из них - слово «внезапно». Итак, я точно знаю, что умру, но, зачем я живу, доподлинно не знаю. Дальше логика проста. Если я здесь только случайный гость, неизвестно как, кем и с какой целью заброшенный на планету Земля, если не сегодня – завтра я обращусь в нуль и кану в небытие кромешного мрака, то о каком назначении, ответственности или нравственном уставе моего существования вообще может идти речь? Сама мысль о смерти, лишенная перспективы личного бессмертия, рано или поздно подточит и сокрушит самое толстокожее сознание….
Если задуматься, нельзя не признать: идея бессмертия - единственный реальный ориентир, указывающий на цель и смысл бытия человека. «Без высшей идеи, - писал Ф.М. Достоевский, - не может существовать ни человек, ни нация. А высшая идея на земле лишь одна, и, именно – идея о бессмертии души человеческой, ибо все остальные высшие идеи жизни, которыми может быть жив человек, лишь из нее одной вытекают».
Каково же практическое значение этой идеи в нашей жизни?
Первое – она помогает преодолеть подспудную тягу человека к смерти, к самоуничтожению, к самоубийству, которая неотвратимо и нарастающим итогом обнаруживает себя в любой языческой среде. Цепочки причин, влекущих человека к гибельному рубежу, всегда различны, но в основе их мы чаще всего находим следующую мотивацию: «Жизнь надоела – не стоит жить!» Материальный мир слишком изменчив и противоречив, чтобы удовлетворить сознание, хотя бы немного возвышающееся над животным уровнем. Непонимание сути смерти как перехода из одной формы бытия в другую, гнетущий ужас перед неизбежным концом и отсутствие трепетной ответственности за свою вечную душу (при бессознательном ощущении ею «холода вечной бездны») - вот, что часто толкает человека на злейшее из преступлений – насильственное пресечение собственной жизни.
Второе – идея вечной жизни придает необычайно острый и пряный вкус каждому прожитому мгновению. И, заметим, почти безотносительно «бытовых» условий существования. С этой идее можно быть счастливым в тюрьме, без нее – бесконечно несчастным даже в дворцовых чертогах. Она, с одной стороны, в значительной степени растворяет животный страх смерти, освещая его немеркнущим светом Истины; с другой – наполняет чувством долга и осмысленности каждый прожитый миг, каждый вздох, каждый сделанный по земле шаг…, ибо не знаем дня и часа исхода души нашей из тела.
Третье – эта идея представляет собой единственное начало, способное на протяжении всего жизненного пути, каким бы трудным он ни выпал, удерживать человеческое естество в границах нравственного закона; да, и сам нравственный закон имеет вес лишь в контексте продолжения бытия души за гробом; он превращается в совершеннейшую абстракцию без оного. Без перспективы вечности человеку вообще сложно остаться человеком, и не удариться из одной крайности – самоубийства в другую – оскотинивание или посвящение всего себя удовлетворению низших животных страстей, следуя известному эпикурейскому правилу: «Станем есть и пить, ибо завтра умрем!»
Наконец, четвертое – идей вечной жизни служит путеводной звездой, указывающей человеку путь к Богу. Ибо Бог есть сущее и все во всем. И Он есть вечность, которая являет себя, разумеется и в этой, временной, земной жизни (правда, видим Его мы «гадательно, как бы сквозь мутное стекло), однако, с наибольшей силой и резкостью – ТАМ, за смертным рубежом, когда освобожденная от телесных оков душа навсегда воссоединится с миром, откуда она родом.


Александр Нотин